Паника-upgrade. Кровь древних - Страница 24

К оглавлению

24

Начал Олег с того, что изучил скелет погибшей козоногой. Ничего неожиданного осмотр не дал. Кроме «устройства» стоп, скелет почти не отличался от человеческого. В стопах два пальца были намного длиннее остальных и заканчивались копытами. Вот и всё различие. Хотя – нет, было еще одно. Кости Древней оказались необычайно прочными. Сначала Олег обратил внимание на след, оставленный клинком на двух ребрах Древней. След был, надо сказать, ничтожный. Так, царапины. Саянов удивился. Он помнил, что махнул рукой с саблей с изрядной силой. То есть не вложился, конечно, но удар должен был получиться неслабым. Голову барана таким ударом, конечно, не отрубишь, но ребро развалить – запросто. Олег знал это наверняка, потому что в свое время дед специально водил его в разделочный цех мясокомбината – нарабатывать навык работы с «плотью». Ребрышки козоногой были намного тоньше ребер свиньи. А удар, выходит, держали лучше. Саянов мысленно попросил прощения у покойницы, взял камень килограммов на пятнадцать и попытался оным камнем сломать лучевую кость скелета. Не удалось.

Да, не повезло бедняжке. Прийдись удар не в мягкие ткани живота, а по этим железобетонным ребрышкам, отделалась бы девушка неглубокой резаной раной. Что, учитывая замечательную регенерацию Древних, вряд ли помешало бы ей довести дело до конца. И кто знает, как в этом случае обернулась бы судьба Саянова. Есть вероятность, что печально. Вполне мог угодить в число тех Детей Дыма, которые не перенесли первого соития.

Еще одну любопытную подробность Саянов выяснил в процессе общения с живыми Древними. Сердце у них не слева, а справа. Любопытная подробность. Олег где-то читал, что подобная анатомическая особенность имеется у Сатаны. Впрочем, автор статьи мог и ошибаться. Вряд ли у него (автора) была возможность узнать это при непосредственном общении с объектом.

Глава четырнадцатая
Знать и уметь

Проблему света Саянов решил.

Путем осторожных экспериментов он выяснил, что ни одни из имеющихся в его распоряжении темных очков не дают необходимого затемнения, поскольку недостаточно плотно прилегают к лицу.

«Прибор дневного видения» Саянов изготовил из маски для подводного плавания. Срезал с нее нижнюю часть «носа», чтобы можно было нормально дышать, вставил изнутри светофильтры, снаружи приклеил стекла от больших зеркальных очков, дополнил устройство бейсболкой с длинным козырьком – и счел, что вопрос решен. Но оказался прав лишь отчасти. Солнце действительно больше не слепило его. Однако ходить в тропическую жару в пластиковой маске – занятие не из приятных. Пришлось снабдить прибор системой вентиляции. Конечная конструкция получилась не слишком элегантной, но за сохранность глаз можно было не беспокоиться. Кроме того, Олег оборудовал одну из комнат бунгало для «дневного режима»: закрыл щитами окна, а дверь завесил пледом. Теперь, в случае чего, он мог оставатся в бунгало днем и без маски.

Теперь у Саянова было то, чего, как выяснилось, ему очень не хватало. Возможность уединения.

Правда, Олега беспокоило, как Древние отнесутся к тому, что он будет время от времени «дневать» вне пещеры…

Древние отнеслись без восторга, но удерживать Саянова не стали. Он уже доказал свое право самостоятельно принимать решения.


– Хотел бы я услышать сказки, которые рассказывают ваши матери, – произнес Олег, глядя на дымчатую поверхность океана. – Тебе ведь рассказывали сказки, Шэ?

– Сказки? – Козоногая, сосредоточенно выковыривавшая мякоть из панциря краба, прекратила свое занятие и недоуменно посмотрела на Саянова. – Это что?

Теперь уже растерялся Олег.

– Ну, это такие истории… Волшебные истории. Допустим, о говорящих животных. О том, чего не бывает…

– О том, чего не бывает, или о говорящих животных?

Саянов почувствовал, что опять попал впросак.

– Ты хочешь сказать, что животные разговаривают?

– Конечно, – без тени сомнения подтвердила козоногая.

– И этот краб, которого ты ешь, он тоже разговаривает?

Шествующая посмотрела на Саянова с сомнением.

«Ты совсем дурак – или шутишь?» – читалось в ее взгляде.

– Этот – не разговаривает, – сказала она. – Он – мертвый.

– А был живой – разговаривал?

– Ну да.

– И что же он говорил? – спросил Саянов, который тоже усомнился: не разыгрывает ли его Древняя? Это было бы тем более странно, что с юмором у козоногих проблемы.

– Сначала просил отпустить его в море. Потом – не делать ему больно.

– Но ты его не послушалась?

– А почему я должна его слушаться? Он же краб. Пища.

– И что же, он так и сказал: не ешь меня?

– Так и сказал.

Лицо Шествующей было абсолютно спокойно. Ни тени улыбки. Она не шутила. Сюр какой-то получается.

– Шэ, у краба нет языка, нет голосовых связок. Я думаю, он вообще не способен издавать звуки, тем более говорить.

Древняя подумала некоторое время, потом ее озарило.

– Я поняла, – сказала она. – Ты думаешь: говорить можно только звуками. Как твоя собака.

Час от часу не легче.

– И что же говорит моя собака?

– Разное. Но она никогда не просила ее не есть! – Древняя улыбнулась. Вот теперь это точно был юмор. Специфический.

– Но вы все же ее не съели?

– Нет.

– Почему?

– Здесь хватает еды. А она – забавная. Говорит звуками, не боится. С ней можно играть.

– А кто говорит не звуками?

– Все живое, – ответила Древняя. – Кроме Детей Дыма.

– Ладно, – согласился Саянов, понимая, что разговор зашел в тупик.

Слова – одинаковые, а смысл в них он и козоногая вкладывают абсолютно разный. Впору задуматься: понимают ли они друг друга вообще?

24